durum: sed levius fit patientia quidquid corrigere est nefas
Спуски к Неве в несколько рядов забиты людьми. Свежесть воды и палящее солнце что-то явно путают в мозгу, оставляя за собой ощущение душного июля.
Жар, исходящий от стен, асфальта, проводов, проходящих мимо автобусов и людей заставляет затаиться в холодном кафе. Мы с сестренкой, наверное, гениальны: подыхая от жары, забраться за столик под кондиционером и объедаться мороженым, чтобы через час зацыкать зубом и начать кутаться в куртки.
С шести вечера становится легче дышать, а в запахе ветра, помимо пыли, присутствует даже прохлада, в глазах идущих навстречу вместо ожидания смерти от жары и духоты появляется смутно узнаваемый блеск жизни. А мы с сестренкой ныряем в подземку, теряемся и вновь находимся в толпе, со смехом наблюдаем за брачными играми у школьников младшего и среднего школьного возраста, вспоминаем и хором цитируем Громыко, выныриваем из метро, сидим у воды, а потом качаемся на качелях - выше и выше, непроизвольно смеясь - наверное, от весеннего, пьянящего счастья? - болтаем и жмуримся на яркое небо, поем и опять смеемся.
Чувство, пограничное со счастьем - у сестренки вроде бы все налаживается, и черт знает, может, что и выйдет из сегодняшнего знакомства (тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить), весна, небо, горечь стихов, написанных на руке за неимением бумаги, светлая грусть и что-то еще, такое неуловимое.
Живем, Рычарг.
Жар, исходящий от стен, асфальта, проводов, проходящих мимо автобусов и людей заставляет затаиться в холодном кафе. Мы с сестренкой, наверное, гениальны: подыхая от жары, забраться за столик под кондиционером и объедаться мороженым, чтобы через час зацыкать зубом и начать кутаться в куртки.
С шести вечера становится легче дышать, а в запахе ветра, помимо пыли, присутствует даже прохлада, в глазах идущих навстречу вместо ожидания смерти от жары и духоты появляется смутно узнаваемый блеск жизни. А мы с сестренкой ныряем в подземку, теряемся и вновь находимся в толпе, со смехом наблюдаем за брачными играми у школьников младшего и среднего школьного возраста, вспоминаем и хором цитируем Громыко, выныриваем из метро, сидим у воды, а потом качаемся на качелях - выше и выше, непроизвольно смеясь - наверное, от весеннего, пьянящего счастья? - болтаем и жмуримся на яркое небо, поем и опять смеемся.
Чувство, пограничное со счастьем - у сестренки вроде бы все налаживается, и черт знает, может, что и выйдет из сегодняшнего знакомства (тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить), весна, небо, горечь стихов, написанных на руке за неимением бумаги, светлая грусть и что-то еще, такое неуловимое.
Живем, Рычарг.
