Отправляясь на экскурсию по Кронштадту. Лиддон оставил пальто в доме некоего мистера Максуинни. Хозяину пришлось покинуть своих гостей, и к моменту, когда Кэрролл и Лиддон собрались уезжать в Петербург, в доме оставалась лишь горничная, не знавшая ни слова по-английски. О дальнейших событиях Кэрролл рассказывает так:
«Поскольку большой словарь я оставил дома, а в маленьком не было слова «пальто», мы оказались в затруднительном положении. Лиддон, отчаянно жестикулируя, начал показывать горничной на свой сюртук и даже наполовину снимать его с себя. К нашему восторгу, горничная, по-видимому, сразу все поняла, вышла из комнаты и через минуту вернулась... с большой платяной щеткой. В ответ на это Лиддон предпринял еще одну демонстрацию, на сей раз более энергичную. Он снял сюртук, положил его у своих ног и указывая вниз (дабы дать понять горничной, что отнюдь не возвышенные, а низменные области служат предметом его вожделения), пытался улыбкой выразить радость и признательность, с которой он получил бы свое пальто. Проблеск мысли на секунду озарил простые, но выразительные черты юной девы. На этот раз она отсутствовала более продолжительное время, и лишь когда она вернулась, неся, к великому нашему ужасу, большую подушку, и начала раскладывать софу, стало ясно, что, по ее мнению, немой джентльмен хочет вздремнуть. Тут мне в голову пришла счастливая мысль. Я торопливо нарисовал Лиддона в сюртуке, получающего из рук милосердного русского крестьянина второй сюртук несколько больших размеров. Язык иероглифов одержал победу там, где все прочие попытки провалились, и мы вернулись в Петербург, сознавая унизительный факт: наш уровень цивилизации упал до уровня древней Ниневии».